А. П. Гайдар

Кавалерийская походная

Травы наземь клонятся,

Ветер тучи рвёт,

А по степи конница

Красная идёт.

Пылью придорожною

Затуманен взор,

С вестью к нам тревожною

Прискакал дозор.

- Эй вы, кони-птицы!

Ну-ка, с шага в рысь...

К западным границам

Тучи собрались.

Странный шум нам слышен

С вражьей стороны,

Что-то ветер дышит

Запахом войны.-

Кавалерийская походная

Отвечал ребятам

Командир седой:

- Красные солдаты

Все готовы в бой.

Скатки приторочены,

Пики на весу,

Сабли поотточены,

Кони - понесут.

Смелости немало

Позапасено,

Красного сигнала

Ждём мы день и ночь.-

Травы наземь клонятся,

Сталь звенит о сталь,

Это рысью конница

Унеслася вдаль...

Советская площадь

Это был 1919 год - кажется, февраль. Мне только исполнилось пятнадцать.

И вот командующий, который, по добродушию, именовал меня то ординарцем, то адъютантом, сказал:

- Я уезжаю на Советскую площадь. Герой, не хмурься! Я взял бы и тебя, но в машине нет бензина, и я поеду верхом.

Но я уже знал, зачем торопятся войска на площадь. И вздрогнул и попросил: "Товарищ командующий, мне горько! Разрешите и мне поехать верхом с вами?"

Он предупредил: "Смотри!"

И я помчался на конюшню выбирать лошадь потише, потому что держался в седле я ещё совсем плохо.

Но все, что потише, были клячи, убогие, дохловатые.

И мне оседлали высокого лукавого коня, который, едва очутился на площади, стал храпеть, крутить мордой и толкать крупом других...

И был митинг, и с балкона Моссовета выступали лучшие коммунисты многих стран.

И всадники, зло поглядывая на меня, тихо бранились и украдкой шпыняли моего коня кто носком сапога, а кто черенком плётки.

Вдруг вся площадь замерла, и на балкон вышел Ленин. Радостный, поднялся я на стременах, но конь мой вздрогнул, захрапел, попятился...

И во время короткой речи Ленина все свои силы, всё невысокое умение я истратил только на то, чтобы конь мой хоть кое-как стоял смирно и если не мне, то хотя бы людям дал послушать то, что скажет великий вождь.

Но когда Ленин окончил говорить и площадь загремела музыкой и криками, то в гневе и слезах жиганул я коня нагайкой, вылетел из строя и помчался куда глаза глядят по пустынным, занесённым сугробами улицам.

Больше я Ленина никогда не слышал и не видел. Но в этот же день люди, кто как мог, речь его мне пересказали. А я задумался, отпросился у командующего и вскоре ушёл с его красноармейцами на фронт - в далёкую Двенадцатую армию.